Сияющий вакуум - Страница 128

128

Денис Александрович не верил Эрвину Каину, но последние годы его мучила жажда, и при любой возможности он пил столько, сколько успевал выпить, пока его не оттаскивали от животворящего источника.

До завтрака оставалось еще время, и, удобно устроившись на ледяном фаянсе унитаза — воду все- таки не включили, — бывший психиатр, как и всегда, обратил свои мысли к священной книге.

«В представлениях древних контакт с иноземной цивилизацией, во-первых, неизменно связывался с выходом в космос, а во-вторых, казался особым событием. Но уже спустя год после первого контакта всем стало понятно, что никуда выходить и ничему удивляться не надо, а просто придется пересмотреть карту планеты, прибавив к ней бесконечное количество государств и материков».

Сначала новые поселения отмечали только краской, потом все краски и все их оттенки иссякли. Карты стали снабжать запахом, позже вкусом. Но количество опознанных контактных миров перевалило за полтора миллиона, не помогали уже и бесконечные оттенки ультразвука, так называемый «дельфиний язык».

Под Денисом Александровичем мелодично зажурчала вода, и он, подтянув штаны на резинке, пошел к крану. Вентили на кранах по обыкновению отсутствовали, и открыть хотя бы один из них было невозможно, но краны издавали теперь протяжный, булькающе-свистящий звук, а на одном из железных носиков уже скапливалась и летела вниз капля воды.

Денис Александрович лизнул каплю и пошел в столовую. После завтрака полагался целый стакан чаю.

«Стакан чаю — это больше чем тридцать капель воды. Я иду в столовую, соответственно, если я мыслю логически, значит, я существую совершенно нормально!»

За столом уже сидел Профессор, а рядом со столом стоял на одной ноге, руки за голову, Сидоров. Денис Александрович покивал обоим и подвинул себе стул. На столе на белой клеенке стояли пустые пластмассовые тарелочки и лежали аккуратно ложки. Денис Александрович хотел расспросить Сидорова о его многозначительной позе, но не стал.

— А когда я ездил по обмену в Монтевидео… — затянул свою обычную утреннюю песню Профессор. — Вы не представляете, какие там краски, какие там запахи…

Денис Александрович попытался представить себе Монтевидео, но представил почему-то тесную комнату, заставленную старой мебелью. Оттуда, выпив канистру кипяченой воды, герой романа, которого так и не пустили к станку, отправился в путешествие по вселенной. Текст вспомнился наизусть, и, пока подавали завтрак, Денис Александрович прокрутил эту сцену дважды.

«Он открыл белый пластиковый ящичек и разложил карту, — писал Эрвин Каин. — При масштабе один к ста миллиардам поверхности пола не хватило, и пришлось вытащить письменный стол и кушетку в коридор! «Куда же теперь?! Как булькает в животе! Сейчас я начну улетать, а я еще не выбрал куда». Всматриваясь в миллионы разноцветных, вынесенных на плоскость миров, вдыхая их запахи, пробуя на язык, он думал: «А ведь переселение души в иной мир — это как измена Родине!» Один мир был кислым, как лимон, другой коричневым, а от третьего закладывало в ушах. Сам не замечая того, он жевал теплую крашеную бумагу, набивая желудок и тем самым непроизвольно уменьшая воздействие целебной воды!»

«Вода, вода, вода! — крутилось в голове Дениса Александровича. — Нужно же чем-то запивать лекарства?»

К Профессору, все еще рассуждавшему про Монтевидео, склонилась медсестра.

— А ну-ка, скушаем таблеточку!.. Вот наша таблеточка. Синенькая! А вот Сидорову — беленькие! А вы, Денис Александрович, сегодня у нас на диете, вам временно отменили.

— А мне? — спросил Генерал, неизвестно как оказавшийся за их столом. — Мне тоже поститься?! У меня, между прочим, печень! — Он схватился за печень.

— А тебе, миленький, еще не назначили, у тебя только, укольчики!

Сидоров проглотил таблетку, и медсестра заставила его открыть рот. Она напоминала, заглядывая

туда, астронома, изучающего знакомые, но уже осточертевшие созвездия.

— Вот и умница! А то, знаю я тебя, спрячешь за щечку!.. — Она потрепала Сидорова за костлявое плечо.

Медсестра чем-то походила на Марию, но на руках у нее вместо положенного младенца был поднос с лекарствами, уменьшающий сходство.

Денис Александрович съел котлету, съел жидковатое картофельное пюре, выпил свой чай. Профессор протянул ему свой стакан, Денис Александрович выпил и кивком поблагодарил. Он вообще хорошо относился к Профессору. В первую очередь хорошее отношение шло от того, что на заслуженном пушкинисте ему в свое время удалось защитить кандидатскую.

— А я чая не люблю! — улыбнулся Профессор. — Компотик из яблок люблю, с зефиром… А зефир лучше чтобы был розовый!

После завтрака наконец включили воду. Переждав время, пока сумасшедшие, помешанные на чистоте, умоются, Денис Александрович рывком присосался к освободившемуся крану. Рядом, у соседнего крана, разместился Сидоров. Сидоров, нормируя воду портвейновой пробкой, неизвестно как попавшей сюда, выпивал ровно пять граммов в тридцать пять секунд, проверяя время по собственному пульсу.

— Вы по какой системе пьете? — закончив первый цикл, спросил он у Дениса Александровича.

— Я так, жажда мучает, — неохотно прерываясь, сообщил тот.

— А то, может быть, небольшой курс уринотерапии? — поинтересовался Сидоров.

— Нет, мочи не хочу, даже собственной! — И бывший психиатр опять присосался к железному носику.

— Вас же всякой дрянью кормят! — не унимался Сидоров. — Вас же всякой дрянью поят! Вы мясо

едите, вот сегодня даже ели!.. А мясо чрезвычайно вредно для духа! А уринотерапия все снимает! Выпили утречком перед завтраком стаканчик, и вся пакость в вас., так сказать, просвистит, не затронув энергобиоканалов!

128