Сияющий вакуум - Страница 71

Беспокойство ослабляло Филиппа, делало его движения вялыми, а слова тупыми. Он будто чего-то ждал. Чего-то очень неприятного. И в эту минуту, роясь взглядом в кривых лабиринтах города в поисках пропавшей Эйфелевой башни, он увидел то, чего ждал. На стене рядом появилась яркая красная точка. Точка перемещалась. Она скользнула по раме и оказалась на его пижамной куртке, на его собственном плече.

Даже не осознав, что происходит, Филипп рухнул на пол под прикрытие подоконника. Пуля, выпущенная из винтовки с лазерным прицелом, пробила зеркало за его спиной и вошла глубоко в стену. Вторая пуля попала в голову несчастной обезьяны. Кровь забрызгала стены и постель.

Когда Филипп наконец оторвал голову от гнилого паркетного пола и посмотрел, то увидел, что шимпанзе мертв. Обезьяна не мучилась, умерла мгновенно.

— А ее и не было, башни! — сказала Милада, краем простыни стирая со своей щеки обезьянью кровь. — Я себе ее просто вообразила. Размечталась.

Милада поднялась с продавленной постели, ленивым движением отшвырнув простыню, и потянулась к своей одежде. Натянув платье, она подошла к зеркалу и потрогала дырку от пули пальцем.

— Извини, Филипп, но я не знала, что за нами опять охота. Кто же это пытается нас убить?

НА КЛАДБИЩЕ

Взвесить происшедшее не было времени. Кроме того прибора, что находился в голове Филиппа, в мире были только два образца. И оба образца недоступны.

В тот же вечер представилась возможность завладеть одним из приборов.

Мэр Берлина Ганс Адольф Страуберг погиб на обеде, устроенном в честь его вступления в должность; два дня он пролежал в своем особняке, а на третий был погребен. В особняке до него было не добраться, но по замыслу Жана, как раз теперь наступило удобное время. Если ЛИБ невозможно украсть из бронированного сейфа, то его совсем не трудно будет вынуть из головы мертвеца. Достаточно только вскрыть могилу.

Филипп не сопротивлялся, он действовал по чужому, заранее намеченному плану. Все же смерть несчастного шимпанзе была не напрасной. Ведь эксперимент прошел удачно. Если бы обезьяна загнулась от боли или подохла через несколько минут, то стоило бы подумать, нужно ли проводить следующий опыт на самом себе, а поскольку она была банально застрелена, опыт можно было считать успешным.

Через несколько часов после покушения, вручив ключи от номера сонному портье, Филипп Костелюк вышел из гостиницы и распахнул дверцу старенького «форда», уже ожидающего их возле подъезда. Мила- да, ни слова не говоря, забралась внутрь. Оба представителя будущего также находились в машине. В полутьме на заднем сиденье шевелились их парики.

— Поехали! — сказал Жан, хотя, может быть, это сказал Поль.

Филипп сел за руль.

— В меня стреляли! — сообщил он, не поворачиваясь.

— Это полковник Дурасов, — проинформировал Жан. — Безумный человек. Он вас ненавидит. Он и еще будет стрелять. Но он не попадет! — Голос коротышки был немного простуженным.

— А вам-то это откуда известно, что он не попадет? — спросила Милада.

— Нам все известно! — парировал коротышка. — Он будет стрелять, но он не попадет! Это исторический факт.

Филипп не стал спорить. Действительно, им, наверное, лучше было известно будущее. Теперь нужно было как можно быстрее добраться до мертвого тела берлинского мэра, и он выжимал из машины все возможное.

Старенький мотор при поддержке процессора «ПТ» позволял развивать скорость до четырехсот километров, и уже через час их старинный автомобиль пересек границу Франции, а еще через два часа они подкатили к воротам кладбища в предместье Берлина.

* * *

Гигантские железные ворота были закрыты. Но находящаяся с левой стороны от ворот незапертая калитка была так велика, что в нее можно было бы проехать прямо на машине.

Вокруг было темно. Кривые колеса инвалидной коляски громко скрипели и все время застревали в каких-то трещинах. Жан молчал. Молчал и Филипп Костелюк. Оставив Миладу и Поля в машине, он проник через калитку на кладбище, толкая впереди себя кресло с коротышкой.

Кладбище было, как и все немецкие или французские города, совершенно новеньким, построенным каких-то тридцать лет назад, но оно уже рассыпалось. Везде хрупкий бетон и сухие ветви. Это кладбище явно было построено после одиннадцатичасовой войны 2007 года.

Тогда, после роспуска НАТО, Соединенные Штаты Америки вместе с Россией организовали новый военный союз, а давнишняя вражда между Францией и Германией в результате какой-то дипломатической неосторожности мгновенно переросла в кровавую бойню.

Война длилась всего одиннадцать часов. Это была воздушная война. Ядерное оружие, к счастью, не использовали, но две встречные ковровые бомбардировки смели в прах все города и селения двух государств. Париж был уничтожен авиацией бундесвера, а Берлин в свою очередь сравняли с землей ВВС Франции.

Все это случилось двадцать восемь лет назад по отношению к данному моменту, и только длинные прямые аллеи, уставленные одинаковыми кубическими надгробиями, теперь напоминали о трагедии. Филиппу не было никакого дела до чужой минувшей войны, он двигался по кладбищу, медленно толкая перед собой кресло с коротышкой, и в голове его вертелась неприятная мысль: «Спасти планету — это достойно. Стать властелином мира, наверное, очень приятно, но могилу ведь придется в одиночку раскапывать. Гроб вскрывать придется. Череп ломать этому немцу. Что же я не подумал об инструментах? Ведь голыми руками все это у меня просто не получится. Да и времени особого нет, через сутки пуля снайпера должна снести голову мэру Парижа, если не выйдет, так ведь нужно и туда успеть».