Сияющий вакуум - Страница 75

Присев на пластиковом ковре, Филипп Костелюк отлепил от прибора чешуйку черепа предыдущего владельца, вытер еще теплый ЛИВ о собственный костюм, после чего сунул его себе в ухо. Надавил большим пальцем, продавливая внутрь головы, и тут же потерял сознание от боли.

ЗОЛОТОЙ ВЕНЕЦ ВЛАСТИ

Голубая чаша, полная звезд, чем-то напомнила потолок в столовой на «Малом бакене», но достаточно было чуть повернуть голову, и сходство пропало. Филипп Костелюк лежал на длинном столе, а вокруг были совершенно белые, похожие на стены в гостинице «Арис», чистые стены. Воздух очень свежий. Комната наполнена озоном. Играла тихая музыка. Он лежал на спине и был укутан с ног до головы в белую тонкую простыню.

Слева пронзительно скрипнуло инвалидное кресло, зашуршали колеса, и голос коротышки спросил:

— Как вы себя чувствуете, Филипп Аристархович? Готовы ли вы к принятию на себя великой миссии — управления всем человечеством?

— Это что, реанимация? — присаживаясь на столе и глядя на Жана, спросил Филипп.

— Нет, это суперсуггестер, — сказал коротышка с гордостью. — Последнее достижение седьмого тысячелетия. У нас на исходе пятого тысячелетия есть только один подобный аппарат. Комната, позволяющая воспроизвести любую часть человеческого тела, в том, конечно, случае, если эта часть была утрачена. Комната, позволяющая в случае крайней необходимости…

Но Филипп, не дал ему докончить фразу.

— Она умерла? — спросил он, соскакивая со стола. — Милада? Моя жена? Она умерла?

Пол был металлическим, ледяным. Стоять на таком полу оказалось больно, и Филипп был вынужден вернуться обратно на стол.

— Она умерла. — Рыжий парик коротышки в знак согласия качнулся сперва вниз, а потом вверх. — Но какое это имеет значение, она же не была инвалидом? Она была второй вашей женой, а у нее не было даже элементарного радикулита. Эта женщина была проституткой, но у нее не было даже элементарной чахотки. Поверьте мне, тут совершенно не о чем сожалеть.

— Хорошо, — сказал Филипп и посмотрел в глаза Жана. — Вы меня вылечили. ЛИБ у меня там. — Он постучал пальцем себе в висок. — Голова не болит. Что дальше?

— Дальше, — повторил Жан.

Вместе со своим креслом он подался назад. Стена разошлась, и в комнату вошел другой представитель пятого тысячелетия. Он был в белом лохматом парике, в голубой накидке, больших голубых туфлях. В руках он держал знакомый серебряный портфель.

— Что, прямо сейчас? — испугался Филипп.

— Прямо сейчас.

Коротышка в белом парике щелкнул замочками портфеля, и на бархатной подушечке засверкал золотой венец.

С трудом осознавая всю торжественность минуты, Филипп Костелюк потерял дар речи. Он хотел сказать что-нибудь незначительное, веселое, как-нибудь пошутить, улыбнуться, в конце концов, и не мог. Венец, похожий на тонкие сплетения колючей проволоки, просто заворожил его.

— Сейчас! — сказал коротышка и вынул из портфеля венец. Его черные маленькие глазки уперлись в Филиппа. — Будьте так любезны, опустите голову, иначе мне не дотянуться! Я должен возложить на вас этот венец!

— И только? Я не должен принести клятву? — спросил Филипп. — Неужели не будет никакой торжественной церемонии? Не будет никаких выборов? Неужели я даже нигде не должен поставить свою подпись или хотя бы отпечаток пальца? Неужели вот так просто?

— Никаких подписей. По-моему, все и так достаточно торжественно, — буркнул коротышка, протягивая к нему свои тоненькие голые ручки с венцом. — Пожалуйста, Филипп Аристархович, наклоните голову. Вы видите, я не достаю.

То, что перед ним женщина, Филипп сообразил лишь в ту минуту, когда острые зубья золотого венца уже легли на его голову. По лицу побежали струйки крови, но было совершенно не больно.

— Как вас зовут? — спросил он, вглядываясь, в это сморщенное, но чем-то симпатичное личико,

— Зачем это вам знать? — спросила маленькая женщина и вдруг отвернулась.

— А может быть, я захочу взять себе еще одну жену, — задыхаясь от восторга, проговорил Филипп. — Почему я не могу жениться на женщине пятого тысячелетия? — Он слизывал с губ собственную кровь. Кровь была теплой и почему-то не соленой, а сладкой. — Наверное, я просто обязан жениться на женщине из этого времени, если мне уже предстоит управлять всем человечеством.

— Простите, Филипп Аристархович, но вы не сможете больше жениться! — не поворачиваясь, сказала она, и в ее голосе явно прочитывалось сожаление. — Власть, увы, накладывает на правителя некоторые ограничения.

— Какие ограничения? Почему мне об этом ничего не сказали?

Вдруг ощутив сильную слабость, Филипп опустил голову. Лег лицом вверх. Закрыл глаза. Опьянение не проходило, но одновременно с тем что-то в теле его быстро менялось. Лишь спустя несколько минут он понял, что полностью парализован и не может шевельнуть даже пальцем.

Над головою что-то щелкнуло и зажужжало. Филипп открыл глаза. Голубая чаша потолка исчезла, и сверху опускалось большое зубчатое лезвие. Лезвие на очень тонких суставчатых штырях, похожих на туго натянутые шелковые нити, двигалось точно на него.

— Что вы делаете? — сухими губами прошептал Филипп Костелюк. — Зачем все это?

— Сейчас мы отсекаем вам голову!

— Зачем?

— Видите ли, Филипп Аристархович. — Голос женщины пятого тысячелетия немного дрожал. — Нам нужна только ваша голова с заключенным в ней прибором. Ваше тело нам совершенно ни к чему. Поверьте, оно и вам будет теперь ни к чему. Тело помешает вам управлять народами Земли. При наличии тела, подверженного разнообразным плотским влияниям, человек просто не может быть объективен.